♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

А.В. Евглевский

Донецкий национальный университет, г. Донецк (ДНР),

a.yevglevsky@gmail.com

 

Порода камня: проблемы и перспективы по устранению

депаспортизации средневековых изваяний кочевников Евразии

 

Природные и антропогенные (халатность хранения, загрязненная среда, вандализм и т.д.) факторы привели к частичной или полной депаспортизации многих изваяний средневековых кочевников восточноевропейских степей, а в азиатском ареале это по ряду причин проявилось в гораздо меньшей степени. Депаспортизация ощутимо осложнила извлечение информации из скульптур.

Часто едва ли не единственной возможностью определить хотя бы приблизительный регион происхождения изваяний является детальное сопоставление их породы камня с геологическими характеристиками образцов камня, взятых в местах выхода его на поверхность, или, как минимум, ориентируясь на геологические карты. Однако со временем накопления источниковой базы образцов ко мне все больше приходило понимание, что полученные от геологов мини-уроки по определению породы камня, как и собственные наблюдения – это лишь недостаточный минимум. Необходимо более тесное сотрудничество с геологами, в частности, использование петрографо-минералогической методики исследования породы камня.

Доминирование определенной породы камня в регионе, точнее, поделочные характеристики камня не могли не воздействовать на скульпторов, во многом диктовали применение ими тех или иных инструментов, предопределяли появление не предусмотренных изобразительных нюансов. Порода камня играла важную роль в сложении иконографии скульптур у той или иной группы кочевников в определенный период времени на конкретной территории.

К петрографо-минералогическому методу обращались некоторые специалисты по средневековым изваяниям кочевников [Плетнева, 1974; Гераськова, 1991; Евглевский, 2005; и др.]. Иногда исследователи просто констатировали важность такого метода и намечали пути работы [Ісаєва, 2006; и др.]. И хотя этот метод в силу объективных и субъективных причин не гарантирует точного результата, что трудно достичь даже целым комплексом дополнительных мер, тем не менее, он помогает не только выяснить хотя бы приблизительный район изготовления изваяний и определить пути их перемещения на культовые объекты (курганы и оградки), но и во многих случаях будет способствовать установлению типо-хронологических характеристик скульптур, а в перспективе, возможно, создаст условия для очерчивания ареала того или иного племени и даже рода. В некоторых случаях, может быть, удастся выявить карьеры по добыче сырья, школы мастеров. Наконец, можно будет подобрать индивидуальный метод реставрации каждого отдельного изваяния и продумать необходимые климатические условия для их надлежащего хранения.

Петрографо-минералогический метод позволяет надеяться на прояснение ситуации (дать хотя бы рабочее объяснение) во многих труднообъяснимых случаях, например, когда изваяние по иконографии (типу), казалось бы, логично считать сделанным в конкретном районе, однако, соответствующая порода камня на геологической карте не показана. Например, в Северо-Западном Приазовье (междуречье Днепра и Молочной) обнаружено не менее полутора десятка изваяний, изготовленных из известняка и еще три – из ракушечника и ракушечника-известняка, причем подавляющее большинство находок сосредоточено в приморской зоне (Присивашье), где логично было ожидать значительный выход известняка на поверхность. Однако геологическая карта не показывает там каких-либо месторождений известняка. Этому может быть три объяснения: 1) монолиты для изготовления скульптур были привезены из соседних районов, где есть известняк; 2) все образцы, интерпретированные с помощью лупы, как известняки, определены неверно (но если последнее предположение теоретически возможно, то уж ракушечник спутать с другой породой невозможно); 3) на геологической карте по какой-то причине не отмечены выходы на поверхность известняков. Но почему? Ведь эта порода камня не относится к числу редких, ее невозможно было не заметить при любом способе изучения геологического строения региона.

В связи с проблемой с известняками в Присивашье особого внимания заслуживает изваяние 2-й пол. XII – 1-й пол. XIII вв. из биосферного заповедника «Аскания-Нова», изготовленное из дитрито-нуммулитового известняка. Нуммулиты (от лат. nummulus – монетка) – род одноклеточных организмов отряда фораминифер. Нуммулитовый известняк слагается из пропитанных тонкими порами раковин, симметрично спирально завитых и имеющих форму округленной пластины или двояковыпуклую (реже до шарообразной) форму. Ископаемые остатки нуммулитов известны в верхнемеловых и палеогеновых отложениях тропиков и субтропиков Европы, Азии, Африки и Америки. Их наличие можно было ожидать и в Северо-Западном Приазовье, но почему-то на геологической карте Присивашья они не отмечены. Следовательно, изваяние или монолит-заготовка, скорее всего, было доставлено туда из Крыма, где нуммулитовые отложения имеются в достаточном количестве. Но в таком случае непонятно, почему мастера не использовали близко расположенные многочисленные выходы разных видов песчаников?

К сожалению, подобные проблемные случаи невозможно перечислить в ограниченных рамках тезисов, но в дальнейшей развернутой публикации на них можно будет подробно остановиться.

Немалую проблему представляет собой и состояние отобранных образцов, которые часто оказываются практически не пригодными для объективного исследования (или таковое сильно затруднено), так как верхний слой породы выветрен, т.е. вынесены информативные элементы. Речь, прежде всего, идет о песчаниках, выветренные образцы которых даже при осмотре через лупу можно спутать с известняками и гранитами. Однако проблема не только в плохой сохранности большинства изваяний, но и в том, что взять образец от скульптуры хорошего состояния часто оказывается невозможно то ли по причине запрета музейным руководством (и никакие аргументы не помогают), то ли из-за отсутствия на изваяниях поврежденных участков, что делает невозможным взятие образца без нанесения видимого повреждения скульптуре.

Большое значение исследование породы камня имеет тогда, когда от скульптуры практически ничего не осталось, т.е. бывает понятно лишь то, что она передает образ умершего средневекового кочевника. В этом случае по аналогиям структуры камня других адекватно изученных изваяний можно установить хотя бы примерные хронологические рамки.

Ко всем упомянутым трудностям в исследовании изваяний добавляется и катастрофическая нехватка средств для оплаты профессионального исследования образцов. Поэтому каждый образец, взятый от изваяния, с сохранившимся верхним слоем камня, если по нему удалось сделать шлиф, трудно переоценить.

Работа по отбору образцов средневековых каменных изваяний кочевников в нашем коллективе находится в самом разгаре, особенно много еще предстоит сделать по азиатскому ареалу, однако общие тенденции, где и сколько скульптур было изготовлено из тех или иных пород камня, уже определились. Так, для восточноевропейских степей можно уверенно говорить, что наибольшее количество изваяний было изготовлено из мелкозернистого кварцевого песчаника серого и желтовато-серого цвета с контактовым и пленочно-поровым цементом. Но если будут изготовлены шлифы, то численность изваяний, изготовленных из полевошпат-кварцевых песчаников, скорее всего, значительно повысится, так как при осмотре через лупу полевой шпат часто бывает не виден. Он интенсивно выветривается, замещается глинистым минералом и в результате выносится из породы. Вместо зерен полевого шпата остаются поры, поэтому создается впечатление, что песчаник имеет первично кварцевый состав [Ісаєва, 2006]. Примерно в два раза меньше, чем из песчаника, изготовлено изваяний из известняка, который представлен оолитовым строением, оолитовым с примесью целых и обломочных раковин (раковинно-детритово-оолитовым), а также известняком-ракушечником и ракушечником. Примерно в пять раз реже песчаниковых изваяний зафиксированы скульптуры из гранита. В редких случаях изваяния изготовлены из кристаллического сланца.

Наверняка после изготовления шлифов (пока они сделаны лишь по двум десяткам образцов) будут внесены многочисленные коррективы, но, в любом случае, мы продвинулись гораздо дальше, чем в свое время С.А. Плетнева, которая в фундаментальном исследовании «Половецкие каменные изваяния» без тесного контакта с геологами вынуждена была дать около пятой части изваяний такие размытые определения: «серый камень», «плитняк» и т.д. [Плетнева, 1974].

На данный момент анализ массива изваяний по такой паре сочетающихся признаков как порода камня и иконографический тип (этнокультурный пласт), позволяет убедительно говорить лишь о том, что, например, изваяния, изготовленные из гранита, где бы они ни были зафиксированы ныне в Восточной Европе, скорее всего, происходят из Северного Приазовья. Более-менее определить район изготовления можно также для изваяний, изготовленных из гнейса, кварцита или мела. Совсем другая ситуация с многочисленными видами песчаников и известняков, выходы на поверхность которых разбросаны на огромных просторах восточноевропейских степей со своими специфическими условиями формирования отложений. Здесь основная надежда не на осмотр образцов в лупу археологом и даже геологом, а на углубленные профессиональные петроглифо-минералогические методики, прежде всего, на микроскопическое изучение пород в прозрачных шлифах.

На основании полученной характеристики образца нужен будет следующий шаг – розыск подобных пород камня путем прохождения перспективных маршрутов, по ходу которых необходимо фиксировать все выходы коренных пород и в кабинетных условиях производить общее сравнение с образцами скульптур. Далее следует более точное сопоставление двух групп образцов микроскопическими методами, а при необходимости и возможности с помощью спектрального, химического и других анализов. В результате таких исследовательских шагов (поисковых полевых и лабораторных работ) можно ограничить область распространения предполагаемого сырья, либо при удаче найти конкретное место его взятия.

Детальное сопоставление типолого-хронологических характеристик изваяний с данными археопетрографии, кроме проблемы депаспортизации, ставит на повестку дня, как минимум, еще и такие вопросы: в какой степени и при каких обстоятельствах выбор камня мастером определялся близостью подходящего для ваяния материала, и какие факторы на него могли еще воздействовать. Точнее, насколько мастер с течением времени становился зависим от своеобразной моды на породу камня, его цвет, твердость и зернистость? Имели ли значение в этом выборе степень мастерства мастера, необходимость сделать работу, как можно быстрее и т.д.?

В то же время можно говорить, что выбор камня, похоже, никак не коррелируется по социальному и половозрастному признакам, не зависит от временных и территориальных рамок. Другое дело – отсутствие таких мотивировок у кочевников на определенный период времени в принципе.

Сейчас, в целом, ясно, что, как минимум, для восточноевропейских скульптур парадигмы в традиции изготовления изваяний с течением времени, несомненно, менялись. Во всяком случае, в пик расцвета традиции ваяния использовались наиболее мягкие породы камня – мелкозернистый песчаник светлых оттенков и особенно мел, на которых можно было отразить тонкие детали одежды, оружия, украшений, причесок, лиц и другие нюансы иконографии. Не исключено, что археопетрография позволит выйти и на выяснение других сопутствующих вопросов, которые на сегодняшний день еще даже не поставлены, но при этом, еще раз подчеркну, важно иметь минералогические и петрографические характеристики образцов камня, которые получены с помощью шлифов.

 

Литература

 

Гераськова Л.С. Скульптура середньовічних кочовиків степів Східної Европи. К.: Наукова думка, 1991. 130 с.

Евглевский А.В. Об антропогенных факторах разрушения каменных изваяний // Археоминералогия и ранняя история минералогии. Материалы Международного семинара. Сыктывкар, Республика Коми, Россия. 30 мая – 4 июня 2005 г. Сыктывкар, 2005. С. 15-16.

Ісаєва І.В. Застосування петрографо-мінералогічного методу при вивченні тюркських камяних статуй // Наукова парадигма географічної освіти України в XXI столітті: Збірник наукових статей II міжвузівської науково-практичної конференції 22 грудня 2006 року. Донецьк: ДОУ, 2006. 408 с.

Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния // САИ. Вып. Е4-2. 1974. 200 с.

♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

                      УДК 904: 130.2 "10/12"

ТЮРКСКИЕ ИЗВАЯНИЯ ЗАПАДНОГО ДЕШТ-И КИПЧАК:

ВМЕСТИЛИЩЕ ДУШИ И ИДЕЯ РЕИНКАРНАЦИИ КАК

СЕМИОТИКО-ФИЛОСОФСКИЕ КАТЕГОРИИ

Евглевский А.В., ст. науч. сотр.

ГОУ ВПО «Донецкий национальный университет», г. Алматы, ул. Донецк

a.yevglevsky@gmail.com

Благодаря интенсивной публикации в последние годы тюркские извлечения VII - XIII вв., Распространенные от Монголии до правобережья Днепра, их семантика приоткрывает все новые грани. Пришло время исследовать их и с точки зрения семиотико-философского осмысления, т.е. как сакральные объекты, фокусирующие в себе основные жизнеутверждающие смыслы духовной культуры тюрков-кочевников.

В сравнении с грубо вырезанными из дерева антропоморфными фигурками , в многочисленных вариациях представленными в различных традиционных культурах мира в качестве вместилища души , изваяния тюрков-кочевников - это гораздо более сложная форма заместителя умершего (сверхъестественного двойника) с неким набором качеств и свойств ЕГО ду ш и , Во всех случаях родственники относились к живому человеку, оказывали внимание, одевали, кормили. Без чувствительного тела-пристанища «душа чувствовала себя несчастной, заброшенной, бесприютной, могла озлобиться и навредить» [2, с. 106]. Это продолжалось до тех пор, пока связь с ним никогда не прекратится [1, с. 68].

Речь не идет о той душе. о посмертной модификации телесной души человека. Люди боялись и всячески старались от нее избавиться. В замещающем умеренном содержалась другая душа, связанная с идеями загробного существования и ее перерождения (реинкарнации). «Изобретение» носителями традиционного сознания вместилища души было своеобразным инстинктом самосохранения коллектива, так как забота о выращивании души возвращалась обратно в группу сородичей [4, с. 257].

В любой культуре мира существуют любые временные формы, в которых заместители умерших после выполнения возложенных на них функций были уничтожены или помещены в потаенные места. Еще Л. Леви-Брюль писал, что «… .главной, если это не единственная цель, это является окончательным разрывом той связи, которая, несмотря на все Последняя церемония довершает смерть, делает ее полной и окончательной »[3, с. 207]. Только после такой окончательной смерти душа может перевоплотиться.

На протяжении всей истории развития образованных тюркских и донских культур, как представляется, в отношениях между Кальмиусой и Доной, хотя в этом роде не было некоего. сакрального центра, и не было В этой картине есть визуальные намек на реинкарнацию души умершего.

Список литературы

1. Дьяконова В.П. Погребальный обряд тувинцев как историко-этнографический источник. - Л .: Наука, 1975. - 164 с.

2. Косарев М.Ф. Основы языческого миропонимания. - М., 2003. - 350 с.

3. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. - М .: «Атеист», 1930. - 339 с.

4. Шишло Б.П. Среднеазиатский тул и его сибирские параллели // Домусульманские верования и обряды в Средней Азии. - М .: «Наука», 1975. - С. 248-260.

♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦ 

УДК 904: 130.2 "10/12"

ТЮРКСКИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИЗВАЯНИЯ В КУЛЬТУРНОМ

ПРОСТРАНСТВЕ ДРУГИХ НАРОДОВ:

«ДОМЕСТИКАЦИЯ» ЧУЖИХ ОБРАЗОВ

Евглевский А.В., ст. науч. сотр.,

Андросова С.Л., науч. сотр.

ГОУ ВПО «Донецкий национальный университет», г. Алматы, ул. Донецк

a.yevglevsky@gmail.com, jen-93@ya.ru 

Таинственность каменных изваяний (часть народных масс) - части культурного наследия, которые могут быть обнаружены в прошлых веках. Исследователи этого мира, в том числе и в виде внеземных образах, наделенных сверхъестественными возможностями. Они могут навредить человеку. Все зависит от того, как к нему относиться. Именно поэтому они наполняются импровизированными обрядами. Они выражены в виде простейших символических действий: конфет, булочек и других продуктов; их одевали, белили, иногда подкрашивали губы и глаза, огораживали и т.д. Каждый владелец скульптуры понимает, что это был самый важный момент. Если эта скульптура не исполняет желания, то это объясняется необходимостью извлечения из-за недостатка внимания или происхождений во враждебных, таинственных силах. Это может разбиться на мелкие кусочки, использовать в хозяйственных нуждах, копить, утопить в реке и т.д. Одним словом, использование древних скульптур в рамках собственного макромира было сугубо прагматическим. Если эта скульптура не исполняет желания, то это объясняется необходимостью извлечения из-за недостатка внимания или происхождений во враждебных, таинственных силах. Это может разбиться на мелкие кусочки, использовать в хозяйственных нуждах, копить, утопить в реке и т.д. Одним словом, использование древних скульптур в рамках собственного макромира было сугубо прагматическим. Если эта скульптура не исполняет желания, то это объясняется необходимостью извлечения из-за недостатка внимания или происхождений во враждебных, таинственных силах. Это может разбиться на мелкие кусочки, использовать в хозяйственных нуждах, копить, утопить в реке и т.д. Одним словом, использование древних скульптур в рамках собственного макромира было сугубо прагматическим.

Отношение к каменным изваяниям у представителей разных этносов и религий было не одинаковым. В соответствии с традициями тюркского населения, средневековые половинные скульптуры являются частью их прошлого. В культурном пространстве других этносов происходили контрастные ситуации. Гораздо более миролюбивое извлечение воспринимается русским населением, поскольку в православных современных людях сохранилось еще много архаических чертов. Многочисленные факты доброжелательного отношения к каменным бабам на территории проживания православного населения - яркое тому подтверждение. Признайте, что все они имеют различное почитание, и что нередко встречается агрессия против них. занимая в ней свой автономный мировоззренческий сегмент. Например, включение аборигенов в эту страну. Миссионеры были убеждены, что достигли результата, т.е. инкорпорировали аборигенов в свою церковь [1, с. 37].

Огромный материал дает не только возможность обратить пристальное внимание на новую жизнь, но и на жизнь современного населения [2, с. 199-260], и они ставят вопрос об их философско-семиотическом осмыслении как сакральных объектах, вошедших в различные национальные культуры. Кроме того, предстоит найти ответ на вопрос: являются ли современные суеверия относительно древних скульптур следствием скрытного нахождения многих языческих элементов в народном православии (в определенный момент возникающих в глубинах личного сознания) или же это результат архетипа сознания, своими корнями уходящего в гомо religiosus [1 с. 179-187] - эпоху позднего палеолита?

Список литературы

1. Кабо В.Р. Круг и крест: размышления этнолога о первобытной духовности. - М .: Восточ. лит-ра, 2007. - 328 с.

2. Полидович Ю.Б., Усачук А.Н. Вторая жизнь средневековых каменных изваяний // Степи Европы в эпоху средневековья. - Т. 10. Половецкое время. - Донецк: ДонНУ, 2012. - С. 199-260.

 ♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

 

УДК 904: 930.1 "10/12"

АРХЕОЛОГ - НЕ ИСТОРИК, ВООРУЖЕННЫЙ ЛОПАТОЙ:

О МЕСТЕ АРХЕОЛОГИИ В ПРОСТРАНСТВЕ НАУК

Евглевский А.В., ст. науч. сотр.,

Говорун В.А., студент

ГОУ ВПО «Донецкий национальный университет», Донецк

a.yevglevsky@gmail.com

С тех пор, как Л.С. Клейн в 1991 г. написал статью «Рассечь кентавра. О возможении археологии с историей в советской традиции» [1, с. 3-12], кажется, сдвинулась лишь на полтора шага. Число тех, кто считает, что эти науки, хотя и находятся в одной стороне, но не стоят в одном ряду.

Вопрос «рассечения кентавра» остается важным для подготовки кадров археологии в университете. Какое бы ни было сокращение числа студентов по специальности «археология»). На повестке дня стоит острейшая проблема смены поколений археологов. Нового притока практически нет.

Археологические научные коллективы стремительно стареют. Сегодняшние цифры по Донецку: одному археологу - 75 лет, шесть лет - 7-й десяток, еще шесть приближается к 60-летнему рубежу. Несколько лет назад разъехались по странам. Кажется, только один подает надежды - А.С. Онищенко (26 лет) - сотрудник археологической группы НИЧ ДонНУ. Ситуация катастрофическая. Кто завтра сменит предпенсионное поколение? Кто будет спасать археологическое наследие, например, коллекцию каменных изваяний, зарастающих мхом и лишайником, покрытую пылью и городской гарью?

Более того, сегодня многое зависит не только от обучения в университете, но и от почти исчезнувшей археологической романтики, духа археологии. Коммерциализация и научно-технический прогресс убивают немногие ростки.

Метододическая природа археологии? Это место в системе наук. Л.С. Клейн поставил вопрос так: самостоятельная научная археология, или она является вспомогательной служебной, или она является частью целого комплекса наук, или же это целый комплекс научных дисциплин, который, наконец, входит в число гуманитарных наук? Ответ на основе теоретических размышлений Л.С. Ключевое логическое решение: археология, автономная прикладная наука, и она стоит в одном ряду с медициной и педагогикой, практической лингвистикой, но ближе всего к ней криминалистика [2, с. 137, 162]. Цели у криминалиста (следователя) - восстановление событий по их материальным следам и фрагментированным остаткам. Археология не стоит в одном ряду с социологией и антропологией, т.е. со строгими науками, хотя археология по методам исследований ближе к нему, чем к истории.

Ближе к географии, геологии, но наиболее родственна ей описательная лингвистика. Все эти дисциплины относятся к конкретным наукам, но не к гуманитарным. Правда, с учетом индивидуальности человеческого творчества, история принадлежит к гуманитарным наукам. К такому слову строгим гуманитарным наукам относятся философия, филология (как литературоведение) и искусствоведение.

Итак, по мнению Л.С. Клейна, с которой мы полностью согласны, история и археология не только стоят в одном научном ряду, но даже не находятся на одной плоскости, хотя бы потому, что это относится к фундаментальным знаниям, вторым к прикладным [2, с. 162, рис. 7]. Ведь археология потребовала реконструировать материальные остатки. Археолог ставит вопросы: как это было сделано и т.д. Это принципиально разные задачи.

Широкое распространение в последние десятилетия Междисциплинарных исследований, безусловно, развивает археологию и как фундаментальную отрасль, но, несмотря на это, она по своей природе остается прикладной наукой. “Заговорить” же в полной мере археология может, лишь привлекая ресурсы естественных наук. Но, чтобы интеграция в естественные дисциплины осуществлялась успешно, необходимо отделение археологических кафедр от исторических факультетов, как это произошло в свое время с философией. А будучи самостоятельной, археология может успешно взаимодействовать с философией (как и с другими науками), работая над общей целью, в рамках единого проекта. Другими словами, будучи прикладной наукой, археология может успешно решать фундаментальную тему. Надо лишь устранить препятствия и сломать историческое притяжение, что не значит отторжения от истории, для которой она поставляет факты. Между археологией и историей - не родственные отношения, а деловые. Вновь согласимся с Л.С. Клейном, что все источниковедческие (традиционно понимаемые как вспомогательные дисциплины) по методологической природе ближе всего (хотя и в разной степени) к прикладным, техническим дисциплинам. Но из всех источниковедческих наук археология не просто ближе всего к ним, а гораздо ближе.

Список литературы

1.      Клейн Л.С. Рассечь кентавра. О возможении археологии с историей в советской традиции // СА. - 1991. - № 4. - С. 3-12.

2.      Клейн Л.С. Введение в теоретическую археологию. - СПб .: Изд-во: Бельведер, 2004. - 470 с.

 ♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

 

УДК 904:930.1"10/12"

ПОЛОВЕЦКОЕ ПОРУБЕЖЬЕ - ОКРАИНА ДРЕВНЕЙ РУСИ

Онищенко А. С.

ГОУ ВПО «Донецкий национальный университет», г. Донецк

 aexa1022@gmail.com 

Половецкая Степь (Дешт-и Кипчак) в русской исторической науке обычно воспринимается как пространство, населявшееся враждебными Руси кочевниками-тюрками. Но были и такие исследователи, которые оценивали Половецкую землю, как своеобразную окраину Руси. Так, еще в 1905 г. графиня П.С. Уварова, подводя итоги XII Археологического съезда, писала, что съезд положил начало исследованию совершенно нового и как будто забытого уголка нашего обширного отечества [подчеркнуто нами - А.Е., А.О.], этой загадочной Половецкой степи., которая призвана, может быть, раскрыть нашим историкам посредством археологических исследований то, чего они не находят в письменных источниках” [4, с. 394-395]. В последние 50 лет благодаря масштабным археологическим исследованиям произошел кардинальный сдвиг в осмыслении культурного наследия Половецкой Степи, а также относительно населенных пунктов XII-XIII вв. на так называемых оборонительных линиях Руси.

На юго-восточном порубежье Руси, проходившем по рекам Воронеж, верховьям Северского Донца и Оскола, находилась цепочка древнерусских городищ. Недалеко от них, по Дону и его левому притоку Битюгу, т.е. в лесостепи и далее в степи обнаружен ряд тюркских изваяний. Казалось бы, все закономерно, но в зоне распространения изваяний исследованы неукрепленные селища с древнерусским материалом [3, с. 93]. Причем большинство из них (Терешковый вал, Кузнецовка, Коловерть, Русская Буйловка) находится в глубине кочевой Степи [5, рис. 1].

Раскопки показали, что большая часть древнерусских городищ на русско-половецком порубежье была построена не для охраны от вторжений половцев, а в связи с княжескими междоусобицами. Семилукское городище, возникшее в нач. XII в. в результате углубления на Руси феодальной раздробленности, находилось на границе между Черниговским и Рязанским княжествами. Но из-за небольшой площади и примыкавшего к нему обширного селища, оно в любом случае не могло выполнять функцию сторожевого пункта [1, с. 293].

Маленький по площади поселок на месте Животинского городища, поблизости от половецких кочевий, не являлся сторожевым постом. Он был поставлен на юго-западных рубежах Рязанского княжества и предназначался лишь для оповещения об опасности [1, с. 293].

Исключение - городище Холки - небольшая, но прекрасно укрепленная крепость, расположенная на юго-востоке Черниговского княжества [2, с. 29]. Она была выдвинута в Степь в качестве своеобразного древнерусского форпоста.

Рассмотренные поселения - это не преднамеренно созданная для защиты от кочевой Степи цепочка древнерусских поселков, городков и сторожевых постов, а относительно мирно сосуществовавшие с кочевниками населенные пункты, очевидно, со смешанным населением.

Список литературы

1. Винников А.З., Кудрявцева Е.Ю. Древнерусские поселения XI - начала XIII вв. в лесостепном Подонье (к вопросу о древнерусско-половецком пограничье) // Труды VI МКСА. - М., 1997. - Т. 1. - С. 287-295.

2. Плетнева С.А. О юго-восточной окраине русских земель в домонгольское время // КСИА. - 1964. - № 99. - С. 24-33.

3. Плетнева С. А. Половцы. - М.: Наука, 1990. - 206 с.

4. Труды XII Археологического съезда. - М., 1905. - Т. 3. - С. 394-395.

5. Цыбин М.В. Погребения средневековых кочевников X-XIV вв. в Среднем Подонье // СА. - 1986. - № 3. - С. 257-266.

 ♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

 

УДК 904:930.1"10/12"

БРОДНИКИ - РУССКИЕ ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ В ПОЛОВЕЦКУЮ

СТЕПЬ: ФИЛОСОФИЯ СОСУЩЕСТВОВАНИЯ КУЛЬТУР

Полякова О.А., науч. сотр.

ГОУ ВПО «Донецкий национальный университет», г. Донецк

 oljapoljakova@mail.ru

Русские летописи свидетельствуют, что в пограничных районах Руси и Половецкой Степи (Дешт-и Кипчак) в XII-XIII вв. проживали бродники, которые, судя по их участию в военных событиях (битва на Калке в 1223 г. и др.), были достаточно многочисленны и организованы. Первое свидетельство о них датируется 1147 г., но место их проживания не указано. Лишь археологи в 1950-60 гг. стали выявлять в юго-восточном порубежье русских земель - Лесостепном Подонье - поселения. Позже подобные поселения стали известны и на Левобережье Нижнего Днепра, в Северном Приазовье, в бассейне Северского Донца и на Среднем Дону.

Поселки бродников характеризуются следующими признаками:

1) это, прежде всего, местная тонкостенная хрупкая керамика древнерусского облика. Такая керамика нередко встречается и в погребениях кочевников, причем и глубоко в Степи [1, с. 78-96];

2)отсутствие укреплений; 3) полуземлянки; 4) открытые очаги в центре жилища; 5) небольшое количество жилищ, малые размеры поселений, едва уловимый культурный слой; 6) отсутствие ремесленного производства. Эти признаки известны в памятниках, оставленных полукочевым или недавно осевшим населением [4, с. 221].

Название бродники происходит от слова “бродить”, близкого по смыслу тюркскому корню каз (кочевать), от которого образовалось слово казаки [5, с. 92]. Вопрос об этнокультурной принадлежности и расселении бродников давно дискуссионный, но в целом это славянское население (смерды), бежавшее от притеснений боярства и князей. По сути, это - едва ли не первые вольные русские переселенцы, осваивавшие в XII-XIII вв. окраины Половецкой Степи, а образ их жизни был близок к казачеству Позднего Средневековья. По укладу жизни и политическому обособлению бродникам близки берладники, место проживания которых письменные источники локализуют в низовьях Днестра и Дуная, и галицкие выгонцы [2, с. 123].

С Руси в Степь бежали мужчины, жен они брали с ближайших кочевий. Такие браки, очевидно, были многочисленны, а потому через три поколения они практически слились с половцами [5, с. 93], т.е. большинство их в начале XIII в. только на четверть было русским.

По всей видимости, среди бродников была и какая-то часть славянизированных и христианизированных половцев [3, с. 185], не исключены и другие этнические группы кочевников, частично или полностью осевших на землю. В 1-й четв. XIII в. и в самих половецких вежах, видимо, было много таких же квартеронов.

Сказанное свидетельствует о мирном сосуществовании пришлого древнерусского и местного кочевого тюркского населения, переплетении их традиций, ассимиляции славянского населения и, главное, о поиске здравого смысла в вопросе взаимовыживания в открытой Степи.

Список литературы

1.    Евглевский А.В., Потемкина Т.М. Позднекочевнические погребения с керамикой древнерусского облика из Северо-Восточного Причерноморья // ДАС. - 1994. - № 5. - С. 78-96.

2.    Козловский А. А. Южное Поднепровье и бродники // История и археология Слободской Украины. - Харьков, 1992. - С. 123-124.

3.    Плетнева С. А., Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях // МИА. - № 62. - 1958. - Т. I. - С. 151-226.

4.    Плетнева С.А. Кочевники восточноевропейских степей в X-XIII вв. // Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. - М.: Наука, 1981. - С. 213-223.

5.    Плетнева С. А. Половцы. - М.: Наука, 1990. - 206 с.

 ♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦

 

УДК 904:130.2"10/12"

ИЗВАЯНИЯ КАК ФЕНОМЕН ПОЛОВЕЦКОЙ КУЛЬТУРЫ:

РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКИЙ АСПЕКТ

Потемкина Т.М., ст. науч. сотр.,

ГОУ ВПО «Донецкий национальный университет», г. Донецк

 

1potemkina_tatyana@mail.ru

Одним из феноменов половецкой культуры, как известно, являются каменные изваяния. Они были широко распространены в степях Восточной Европы в кон. XI - нач. XIII в.

Половецкие изваяния резко отличаются от каменной скульптуры восточных кыпчаков. Обосновавшись на своей новой родине, половцы, “заимствовав саму идею и обычай сооружать статуи и сохранив черты изваяний восточных родственных племен, сильно изменили стиль исполнения и облик статуй, освоили совсем другое, значительно более реалистичное понимание формы и снабдили статуи множеством деталей, совершенно неизвестных у восточнокыпчакских, казахстанских, изваяний” [4, с. 189].

Изваяния устанавливались в своеобразных святилищах, сооружаемых на вершинах курганов. Низами и Рубрук говорят о поклонении этим статуям. “Все племена кыпчаков, - писал Низами, - когда попадают туда, сгибаются вдвое перед этой единственной в своем роде статуей. ... Всадник, который подгонит к ней коня, кладет стрелу из колчана в честь ее. Пастух, который заведет туда стадо, опускает перед ней овцу” [1, с. 315]. Большинство исследователей обычай поклонения изваяниям и приношения им в жертву животных, а также оставления в знак почтения стрел объясняет бытованием культа предков. Его суть состоит в представлении, что после смерти душа предка приобретала особые возможности и силы для того, чтобы помогать людям (обычно родным), приносящим ей жертвы. По мнению С.А. Плетневой, поскольку члены одной орды, рода, семьи постоянно ездили мимо святилищ, сооруженных на их земле, то вполне вероятно, что это обстоятельство способствовало постепенной трансформации семейно-родового культа предков в культ предков-вождей [2, с. 140]. У половцев культ предков- вождей, которые при жизни являлись правителями орд и крупных богатых родов и семей, сначала сосуществовал с культом предков, а не заменял его: святилища сооружались не только в память выдающихся деятелей, но и для поклонения умершим главам богатых родов и семей, а также их женщинам (женам, матерям). Перерастание одного культа в другой и в то же время их сосуществование подчеркивает патриархальность половецкой общественной и духовной жизни.

Но возникает закономерный вопрос: с чем связано огромное количество именно женских изваяний? А их, как известно, сохранилось примерно столько же, сколько и мужских. С. А. Плетнева объясняет это явление особой большой ролью, которую играли женщины в среде родо­племенной аристократической структуры половцев. Однако археологические данные не подтверждают этот тезис. Наше исследование иерархии половецкой знати по погребениям со статусными предметами дало следующую статистику: мужских погребений со статусными предметами почти в 2 раза больше, чем женских [3, с. 17].

Возможно, вначале культ каменных изваяний был связан с каким-то культом женского божества, о чем смутно намекает Низами, сообщая, что первые изваяния у кыпчаков были женскими [4, с. 191]. Таким божеством могла быть Умай (богиня-мать) - покровительница детей и рожениц. Это древнейшее женское божество тюркских народов местами почиталось не только как добрый дух, но и как ангел смерти, который берет душу умирающего.

Среди тюркских народов широкое распространение получил и культ девы-прародительницы рода или племени, о чем свидетельствуют многочисленные легенды. Так, по одной из них (приведенной Рашид-ад-дином), женщина, муж которой был убит на войне, влезла в дупло дерева и там родила мальчика. Про это узнал хан Огуз, пожалел младенца и сказал: пусть он будет моим сыном. Огуз назвал мальчика Кипчак. Все кипчаки происходят от этого мальчика. То обстоятельство, что в легенде о рождении Кипчака фигурирует женщина, возможно, объясняет бытование какой-то группы женских изваяний, которое могло отвечать традиционному представлению половцев о предках, как об индивидах обоего пола.

Таким образом, наличие огромного количества женских фигур среди половецких каменных изваяний можно объяснить бытованием в обществе трех культов: женского божества, предка-прародительницы и культа знатных женщин, занимавших высокое социальное положение.

Мужские изваяния традиционно относят к двум культам: обожествленных предков и конкретных умерших или погибших представителей аристократии. Причем последний культ включает в себя обряд поминовения как представителей военной знати, так и людей, близких к правящей военной верхушке, но не занимавшихся непосредственно военным делом. Вне зависимости от того, к какому из культов относилось то или иное изваяние, они изготавливались в соответствии с определенными иконографическими канонами, принятыми среди половецких мастеров. Такая традиционность изобразительных канонов в искусстве, порожденном религиозным мировоззрением, - хорошо известный и многократно повторяющийся в мировой культуре факт, который отражает консервативность обрядовой стороны религии, хотя и не препятствует изменениям идейного осмысления внешне мало меняющихся обрядов [5, с. 57].

Половецкие святилища, на которых стояли изваяния, подобно древнетюркским оградкам, были связаны с погребально-поминальной обрядностью. Конструкция этих культовых сооружений сообразуется с картиной мира их создателей и представляет собой своеобразную модель Вселенной. Их специфика заключалась в том, что они актуализировали миф о чудесном рождении предка, которому уподоблялся умерший представитель знати.

Таким образом, изучая каменные изваяния половцев, мы касаемся мира философско-религиозных представлений кочевников. Широкое распространение скульптуры свидетельствует о том, что господствующей формой их религии, вероятнее всего, был культ предков. Элементы поминальных сооружений (в том числе изваяния) играли роль присущих архаическому мировосприятию знаковых символов, в которых нашли отражение самобытное мировоззрение, традиционные верования и обряды половцев.

Список литературы

1.     Низами. Искандэр-намэ. Шарафнаме / Низами; пер. Е.Э. Бертельс. - Баку: АзФАН, 1940. - Ч.1. - 393 с.

2.    Плетнева С. А. Половцы / С.А.Плетнева. - М: Наука, 1990. - 208 с.

3.     Потемкина Т.М. Иерархия половецкой знати (по погребениям со статусными предметами) / Т.М.Потемкина // Степи Европы в эпоху средневековья. - Т. 10. Половецкое время. - Донецк, 2012, - С. 7-36.

4.    Федоров-Давыдов Г. А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов / Г.А.Федоров-Давыдов. - М.: Изд-во Московского университета, 1966.- 274 с.

5.    Шер Я. А. Каменные изваяния Семиречья / Я.А.Шер - М.: Наука, 1966. - 138 с.

 

 ♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦